Мертвое солнце - Страница 21


К оглавлению

21

Эльфийские луки обладали тенью сознания своего хозяина и категорически отказывались стрелять в чужих руках. Тем не менее, наглый эльф возжелал научить меня обращаться именно с эльфийским луком. Но для начала этот самый лук мне нужно было уговорить.

А дальше был цирк. Я, по совету Элли, мысленно попросил разрешения у лука. Волна холода, пришедшая в ответ, явно означала категорический отказ. Когда же я сообщил об этом эльфу, то получил в ответ фразу:

— Развлеки его.

— Что? — Я подумал, что ослышался.

— Развлеки его, — терпеливо повторил рыжий.

Мда, более идиотского совета я еще не слышал. Но делать нечего, пришлось развлекать.

Что я только не вытворял в тот момент! И песни пел, и стихи рассказывал, даже сплясать ухитрился! Но упрямое оружие раз за разом отвечало волной холода, правда, какой-то прерывистой. Когда до меня дошло, что это значит, я зарычал. Так эта деревяшка… смеется?

— Слушай, ты! — Зашипел я, поднеся лук к лицу. — Деревяшка тупая! Или ты стреляешь, как тебе и положено, или я сейчас же пойду и утоплю тебя в озере! — В том, что лук потонет, я не сомневался. Все-таки железные накладки на нем прилично весили, да и сам лук был отнюдь не пушинкой.

Ответная волна жара пришла сразу же, едва не сбив меня с ног. Я удовлетворенно фыркнул. Ну, кто здесь главный? Разумеется, я!

Пихнув носком сапога валявшегося на земле эльфа (Элли свалился на землю после третьей минуты ржача, как раз в тот момент, когда я пел — или горланил — весьма пошлую песенку), я потребовал учить меня дальше. Весь последующий день прошел без эксцессов.

За ужином повар поставил передо мной большую тарелку с мясом и прогудел:

— Не самая вкусная в мире вещь, но раз тебе нравится гаартохела, то должно понравиться и это.

Я подозрительно покосился на повара, чья физиономия выражала полнейшую невинность, и, игнорируя внимательные взгляды всех остальных, аккуратно откусил кусок. Мням! Вку-у-усно!..

Я не заметил, как умял четыре здоровенных куска. Мясо было сочным и мягким и по вкусу напоминало свинину. Совсем другое дело!

Повар хохотнул и выдал:

— Не думал, что эту гадость кто-то будет уплетать с таким аппетитом. Ладно, если тебе так понравилось, то буду его специально для тебя готовить.

Я только закивал в ответ — рот был занят очередным куском.

После сытного ужина я, придя в казарму и забрав свои вещи из корзины (Саррил не соврал — и впрямь чистые), лег спать.

В таком темпе прошло восемь дней.

* * *

Это случилось вечером девятого дня.

Я, как обычно, тренировался под руководством Элли (после недели занятий с луком эльф сдался, сказав, что приличного лучника из меня никогда не выйдет, но в цель, если приспичит, я попаду. И теперь я занимался со столь любимыми мной метательными ножами), когда ошейник на моем горле, к которому я уже успел привыкнуть и не замечал, резко сжался и запульсировал.

Выронив очередной нож, я упал на колени, царапая ногтями шею и тщетно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Когда перед глазами встала черная пелена, а в ушах уже раздавался звон, ошейник разжался, позволив сделать судорожный вдох. Сознание померкло.

Первым, что я ощутил, придя в себя, были увесистые пощечины. Голос эльфа ввинчивался в уши, причиняя почти физическую боль.

— Раалэс! Парень, приди в себя! — И меня встряхнули, схватив за плечи.

Осторожно разлепив глаза, я первым делом наткнулся на встревоженный взгляд лимонно-желтых глаз. Но прежде, чем я успел сказать хоть слово, ошейник вновь сжался, а у меня появилось ощущение, что кто-то прицепил ко мне невидимый поводок и изо всех сил куда-то тянет. Весьма грубо тянет, должен заметить. А если откровенно, то меня резким рывком выдернуло из захвата Элли и протащило несколько метров по земле.

— Что происходит? — Прохрипел я, пытаясь принять сидячее положение. Так, еще один такой рывок, и мне сломает шею.

— Это зов, — сказал Элли мертвым голосом.

— Какой зов? — Таскать по земле меня прекратило, но теперь появилось ощущение, что меня целенаправленно тянут в замок.

— Зов Госпожи, — буквально выплюнул эльф. Видимо, ему тоже не раз от ошейника доставалось.

— И что теперь? — Зов ослабел до такой степени, что я смог встать на ноги, не качаясь, аки сосенка при урагане.

— Идти к ней, — горько усмехнулся Элли. — Только сапоги сними! — Крикнул он мне вслед. — Рабам запрещено носить в замке обувь. Оставь их здесь, я захвачу с собой, когда пойду на ужин.

Ругнувшись, я стянул обувь и побрел туда, куда меня так настойчиво тащили. Земля под босыми ногами была неприятно бугристой, а песок яростно царапался. Периодически из-за резких рывков ошейника я падал, и в итоге, когда я добрался до массивных резных ворот, то больше напоминал пыльное чучело, чем человека.

Когда я подошел поближе, то справа от ворот открылась небольшая дверь, куда я и прошмыгнул, оказавшись в огромном светлом холле. Везде зеркала, блестящий, бело-серебристый, похожий на гранит камень, роскошная мебель и очень много света… Среди этого великолепия я, в своей застиранной рубашке и продранных на коленях джинсах, смотрелся нищим побирушкой, каким-то чудом пробравшимся в тронный зал.

Я замер, любуясь открывшейся красотой, но резкий рывок куда-то в сторону и вниз заставил меня упасть и проехаться на животе по отполированному каменному полу. Остановился я у невзрачной дверцы, услужливо распахнувшейся и ощутимо ударившей мне по лбу. Зашипев, я потер ушибленный участок и встал на ноги, разглядывая открывшуюся узкую, ярко освещенную лестницу, явно ведущую в подземелья. Не нравится мне это! Обычно в подземельях находятся темницы и камеры пыток, а, как можно догадаться, ни то, ни другое меня не прельщает. Может, не идти?

21