— Ты умер… — Продолжала бормотать мама. — Умер…
Внезапно левую руку обожгло острой болью. Я дернулся и заметил, как на левом запястье стремительно затягивается глубокая рана. Одновременно с этим раздался легкий вскрик. Я вскинул голову и увидел, что у мамы возникла точно такая же рана и на том же самом месте. Только, в отличие от моей, затягиваться она не спешила.
— Мама! — Я снова с силой ударил стену, пытаясь пробиться к матери. Так не должно быть! Почему моя рана передалась моей маме?
В следующий момент меня словно ударили по спине хлыстом. Я вздрогнул, а мама закричала от боли. Да что же это творится?!
А дальше я потерял счет времени. Меня с ног до головы стали покрывать глубокие раны, тут же затягивающиеся без следа и возникающие на теле мамы. Буквально обезумев, я бился в эту проклятую стену, не обращая внимания на поселившуюся в моем теле боль, и что-то кричал. Кажется, проклинал Госпожу… Единственной мыслью, бившейся в голове, было: «За что? Маму за что?»
Вскоре мама затихла, и в тот же момент стена исчезла. Я тут же кинулся к лежащей на полу маме и начал трясти ее за плечи. Бесполезно. Мама была мертва.
Я замер, пытаясь понять, что же теперь делать, но в этот момент у дальней стены возникло уже знакомое мне облако черно-багрового тумана, быстро полетевшее ко мне. Я не успел увернуться…
Когда туман рассеялся, я обнаружил, что лежу на полу все в той же пещере. Тела мамы рядом не было, а на меня с любопытством смотрела Госпожа, держа в одной руке окровавленный нож, а в другой — небольшую склянку с ядовито-зеленой жидкостью. Приподняв голову, я обнаружил, что вся моя одежда изрезана и покрыта засохшей кровью, явно принадлежащей мне. Но что удивительно, никаких ран у меня не было.
— Ну что ж, опыт прошел успешно, — радостно констатировала женщина. — Повышенная восприимчивость к галлюциногенам, но это я исправлю.
Что? Так это было… видение? И мама жива?
Госпожа ухмыльнулась.
— Весьма реалистичные видения, не правда ли? — Глумливо поинтересовалась она. — Ты так кричал…
Вот стерва! Чтоб ты сдохла!
Женщина, что-то прошипев, изо всех сил ударила меня ногой по груди. Сознание померкло…
Очнулся я уже в казарме, причем ночью, от жуткой жажды. Усевшись на своей койке и попутно отметив, что кто-то озаботился снять с меня лохмотья, в которые превратилась моя одежда, я огляделся и заметил стоящий на моем табурете стакан с водой. Осушив его, я улегся обратно и завернулся в одеяло.
Мне предстояла ночь, полная кошмаров…
Знания — сила!
Пять дней. Пять проклятых дней после эксперимента Госпожи я валялся на своей койке в казарме и не мог даже пошевелиться. При малейшем движении тело словно окунали в кипяток. У меня болело все. Я не мог даже говорить, поскольку вместо членораздельных слов поврежденное горло выдавало жуткие шипящие звуки, до полусмерти перепугавшие Лэни, когда я поздно вечером попросил его дать мне попить.
Самым паршивым было то, что исцеляющая аура близнецов на меня не действовала, а только делала мое состояние еще хуже. После того, как неугомонная троица в первый день пару часов посидела рядом со мной, все раны, нанесенные мне Госпожой, открылись снова. От боли я взвыл и выгнулся дугой на лежаке. Испуганные парни мгновенно приволокли в казарму Элли, мастера Лиира и почему-то Нуба. Приведенные, выгнав близнецов на улицу, мигом намотали на меня такое количество бинтов, что любая уважающая себя мумия рассыпалась бы в прах от зависти. Кроме того, в меня влили какую-то приторно-сладкую дрянь («— Для остановки кровотечения! — Дурак-эльф, это же ваше, эльфийское средство! На него оно не подействует! — А что такого? Он и так помирает!») и, оставив в качестве сиделки Нуба, ушли обратно. Я, немного покрутившись, каким-то чудом ухитрился заснуть, не тревожа раны.
Вторые сутки я провалялся в казарме в гордом одиночестве. Именно тогда до меня наконец-то дошло, что я среди гладиаторов, которым не раз приходилось драться друг против друга. Здесь каждый был сам за себя. И то, что ко мне отнеслись так радушно, еще ни о чем не говорило — возможно, им всем было просто любопытно. Как же, парень с экзотической внешностью, да еще из другого мира! Будет жить — хорошо, помрет — нечего переживать.
А мне было плохо. Я хотел есть, пить и добраться до ванной комнаты. Но при попытке сесть я от нахлынувшей боли потерял сознание.
Придя в себя, я с тоской уставился на близкий, но такой недоступный стакан с водой. Из глубин разума всплыли старательно отгоняемые мной до этого момента мысли.
Как там моя семья? Я же исчез на глазах Насти. Она, наверное, жутко перепугалась. Не смотря ни на что, сестренка меня любила. Да и я ее тоже.
А мама с папой? Как они? Представляю их реакцию после того, как им сообщили, что я исчез. Мама наверняка плакала, а отец… Папа, скорее всего, обзвонил всех экстрасенсов Питера. Он всегда верил в сверхъестественное, в отличие от остальной нашей семьи.
Я гнал от себя мысль о том, что видение, показанное мне Госпожой, было правдивым. А что, если я действительно умер в том мире? Что тогда? Что тогда?!
От накатившей тоски я взвыл в голос. Не хочу ни боев, ни гладиаторов, ни опытов, ничего! Я домой хочу!!
В конце концов! Я не супергерой, который одним движением убивает всех своих врагов, не маг и не убийца! Я обычный подросток (ну, может, по современным меркам немного странный), который хочет обратно к своей семье!
Я не замечал, что плачу, пока чья-то узкая ладонь не стерла с моих щек слезы. Резко вскинув голову и зашипев от вспыхнувшей в черепе боли, я увидел участливо глядящего на меня Элли.